– Дык, ушли все, Василий Ярославович, еще пополудни ушли. – Старый воин сразу понял, что беспокоит хозяина. – Поутру все бояре Юрию Дмитриевичу меч на верность поцеловали, опосля и на Москву двинулись. А про тебя, ты уж не обессудь, не вспомнили.

– Оно и хорошо, – ничуть не огорчился главный московский воевода. – Ибо моей присяге не изменишь. Она не людям, она богу принесена… – И вдруг спохватился: – Коли полки еще пополудни снялись, сколько же времени сейчас?

– Да уж темнеть начало, Василий Ярославович. Ты, почитай, всю ночь, да еще и весь день отдыхал. Как спина-то твоя, княже, не отпустила? Я посмотрел осторожно, вроде как лоснится кожа под жиром-то, не отмирает. Вестимо, коли в первый день обошлось, опасаться нечего. Живая, выходит, кожа-то.

– Тогда вели собираться, Басарга, – решил князь Серпуховской. – Поедем завтра и мы.

– Куда прикажешь, княже? Домой али в Москву?

– Домой, – вздохнул юный воевода. – В Москве мы, вестимо, более не нужны.

29 марта 1434 года. Москва, Кремль

Софья Витовтовна правила Москвой больше сорока лет. Тридцать с небольшим – вместе с мужем, Василием Дмитриевичем, и еще десять – вовсе единолично, именем своего сына Василия, ныне токмо вошедшего в юношеский возраст. И все равно так и не стала здесь своей. Для всего русского народа она осталась «литовской ведьмой». И едва только полки Юрия Дмитриевича показались в виду города, столица предала ее сразу, без малейшего колебания.

Куда-то моментально исчезла вся ее свита – всем сразу занедужилось, обнаружились неотложные дела, а иные сгинули и вовсе безо всякого объяснения. Пропали из дворца князья и воеводы, дьяки и приказчики, даже тиуны[23] и сотники. Равно как один за другим бесследно исчезали посыльные, отправленные сыскать хоть кого-нибудь из служивых бояр…

Все призывы княгини-матери о сборе людей, выдаче оружия, необходимости садиться в осаду – пропадали втуне, бессмысленно бились о стены. Их никто не слышал, не знал и знать не хотел.

Появилась на дороге галичская дружина – и, не дожидаясь приказов от воевод и Великой княгини, караульные с готовностью распахнули ворота перед тем, кого Софья Витовтовна и ее невестка считали смертным врагом, а вся остальная Русь – законным государем.

Когда же боярские полки миновали ворота, на многих звонницах и вовсе торжественно запели колокола, а на башнях затрубили горнисты.

Юрий Дмитриевич въехал во двор первым, во главе отряда самых знатных бояр, наряды которых лоснились бобровым, соболиным и рысьим мехом, сверкали золотом и самоцветами, желтели янтарными накладками на поясах, белели резной слоновой костью на ножнах и сумках. Галичане ведь собирались не воевать, а вселяться в законные хоромы Великого князя, посему броня, мечи и копья им не требовались. Равно как и помощь холопов, каковые на сегодня оставили хозяев в одиночестве. В передовом полку шли только знатные бояре: витязи галичские, московские, звенигородские, тверские – все вперемежку. Воины ото всех русских земель, ото всех городов и княжеств – и этот передовой полк сам по себе символизировал единение великой державы под рукой законного правителя.

Спешились витязи все одновременно, но вверх по ступеням крыльца Великокняжеского дворца сын Дмитрия Донского поднялся в полном одиночестве – не спеша, вкушая истинное удовольствие. Даже трое его сыновей следовали позади шагах в пятнадцати-двадцати. Трое крепких красивых воинов в похожих парчовых ферязях и одинаковых лисьих плащах.

Во дворец Юрий Дмитриевич тоже вошел один, неспешно прогулялся по выстеленным кошмой широким коридорам…

И хотя никогда он сюда особо не стремился, душа его все равно переполнялась гордостью и самодовольством.

Вполне простительное чувство победителя.

Простительное и очень приятное.

Настолько приятное, что ради него люди бросаются в сечу, отправляются в неведомые края, рискуют жизнью и всем своим имуществом. Рискуют ради того, чтобы потом глубоко и удовлетворенно вздохнуть, оглядываясь и…

– Что ты сделал с моим мужем?! – Из состояния блаженной гордости князя Юрия вырвала малолетняя пигалица, кинувшаяся на него с кулаками. – Он же любил тебя, негодяй, он тебе верил! А ты его раздавил! Где мой Василий?! Что ты с ним сделал?!

Удары кулаков по толстому поддоспешнику получались бесшумными и нечувствительными, а гнев невинной девочки казался даже забавным.

Парчовый сарафан, оплечье с самоцветами, резной черепаховый кокошник, перстни подсказали Юрию Дмитриевичу, с кем он имеет дело, и могучий витязь ласково спросил:

– Не устала, милая?

Девочка перестала махать кулаками, уткнулась лбом ему в грудь и зарыдала:

– Что ты с ним сделал?!

– Да ничего не сделал, лапочка, – погладил ее по голове могучий воевода. – Бегает где-то, живой, бодрый и здоровый. Как устанет, вернется. Куда он от такой красавицы денется? Ты ведь Мария Ярославовна, верно? Жена моего племянника?

Девочка, всхлипывая носом, кивнула.

– Наконец-то я с тобой познакомился! – поднял ее лицо за подбородок новый Великий князь. – Вижу, Василию повезло. Жена у него красивая, заботливая и храбрая. Ты, кстати, почему без свиты, Мария Ярославовна?

– Разбежалась… – еще раз всхлипнув, ответила девочка.

– Плохо, – нахмурился Юрий Дмитриевич. – Во дворце сейчас появятся много незнакомых людей. Как бы чего не вышло. Я прикажу приставить к тебе охрану.

– Постой, княже, – схватила его за руку девочка. – Скажи, что с нами теперь будет? Со мной, с Васенькой?

– Да ничего, – небрежно отмахнулся победитель. – Когда я племянника своего обижал?

– Василий сказывал, – уже успокаиваясь, кивнула княгиня Мария, – ты его всегда любил и баловал. Всегда прощал. Был ему как отец.

– Так и сказал? – напрягся Юрий Дмитриевич.

– Много раз сказывал, – всхлипнув, подтвердила Мария Ярославовна. – Всегда восхищался. За что ты его так любишь, княже?

– Он же мой племянник… – совсем уже сухо ответил воевода. – А я – его дядюшка…

Невинный для девочки вопрос заставил взрослого мужчину очень сильно обеспокоиться.

Князь знал великую силу женского любопытства, и ему очень не хотелось, чтобы Мария Ярославовна вдруг нашла среди его свиты кого-то из трех красавцев, знающих тайну, и завела с ними подобные речи. Ибо кто-то из троих вполне способен подобной смазливой девице и проболтаться…

– Если бы он победил, то обязательно простил бы тебя, княже! – торопливо произнесла девочка. – Ему так хотелось доказать свое благородство, проявить милость…

– Пойдем! – Юрий Дмитриевич повернул к парадным дверям, на полпути встретил свою свиту и тут же поманил самого верного слугу: – Боярин Олай, доверяю тебе свою возлюбленную племянницу. Отведи ее на наше подворье, там ныне самое спокойное место. Приставь девок, пусть заботятся.